Палимпсест
(пергамент, с которого стерт первоначальный текст, чтобы писать на нем
снова) "Что такое мозг человеческий, как не обширный и естественный
палимпсест? Мой мозг - палимпсест, и ваш также, читатель. Бесчисленные
наслоения мыслей, . образов, чувств, тихо, как свет, последовательно
проникали в ваш мозг. Казалось, что каждое из этих наслоений погребало
под собою предыдущее. Но в действительности ни одно из них не погибло".
Однако между пергаментом, на котором написаны - одна поверх Другой -
греческая трагедия, монастырская легенда и рыцарская повесть, и тем
божественным, созданным Богом палимпсестом, каким является наша память,
существует то различие, что первый представляет собою гротеск,
фантастический хаос, столкновение разнородных элементов, тогда как во
втором неизбежное влияние темперамента устанавливает гармонию между
самыми разнокалиберными элементами, Как бы противоречиво ни было то или
другое человеческое существование, человеческая природа не перестает
быть единою. Все отзвуки памяти если бы их можно было пробудить
одновременно образовали бы собою стройный хор, утешительный или
скорбный, но логичный и гармоничный. Часто бывало, что люди, внезапно
подвергшиеся несчастному случаю, например захлебнувшиеся в воде и чудом
избежавшие смерти, мгновенно видели перед собой всю свою прошлую жизнь.
Время уничтожалось, и в несколько секунд в сознании их проходили образы и
чувства, наполнявшие собою долгие годы жизни. И что всего удивительнее в
этом - так это даже не одновременность стольких явлений, совершавшихся
прежде в определенной последовательности, а восстановление всего того,
что было уже совершенно позабыто человеком, но что он, однако, вынужден
признать своим. Забвение является, следовательно, лишь временным; и в
торжественных случаях, как, например, перед смертью, или под влиянием
возбуждения, вызываемого опиумом, весь огромный, сложный свиток нашей
памяти мгновенно развертывается во всю длину, со всеми наслоениями
умерших чувств, таинственно набальзамированных так называемым забвением.
Гениальный человек, страдающий меланхолией, мизантроп, желающий
отомстить несправедливости века, в один прекрасный день бросает в огонь
все свои еще ненапечатанные рукописи, И когда его упрекают за эту
ужасную жертву, принесенную на алтарь ненависти и уничтожившую все то, с
чем были связаны его собственные надежды, он отвечает: "И что же! Ведь
самое главное -то, что эти вещи были созданы; они созданы, значит, они
существуют!" Всякую созданную вещь он признавал неуничтожимою. С еще
большей очевидностью эта идея применима ко всем нашим мыслям, ко всем
нашим - добрым или злым поступкам! И если в этом веровании мы находим
нечто бесконечно утешительное для себя, когда наше сознание обращается к
той стороне нашего существа, которая доставляет нам удовлетворение, то
не обратится ли оно в нечто беспредельно страшное, когда наше сознание
неизбежно должно будет заглянуть в ту часть нашей души, которая не может
внушить нам ничего, кроме ужаса? В области духа, как и материи, ничто
не пропадает Точно так же, как всякое наше действие, брошенное в вихри
мировой деятельности, является само по себе невозвратным и непоправимым
независимо от того, каковы были его последствия,точно так же и всякая
наша мысль является неистребимой. Палимпсест нашей памяти -наразрушим!
"Да, читатель, бесчисленны поэмы радости или печали, начертанные одна
поверх другой на свитке вашего мозга, и подобно листве в девственных
лесах, подобно нетающим снегам Гималаев, подобно лучам света, падающим
на то, что уже освещено, накапливаются Друг на друге их наслоения, и
каждый слой в свое время прикрывается забвением. Но в час смерти или
просто в лихорадочном жару, или под влиянием опиума все эти поэмы могут
вновь ожить и приобрести силу. Они не умерли, они спят. Вы думаете, что
греческая трагедия была стерта и заменена легендой монаха, а легенда
монаха стерта и заменена рыцарским романом; но ?это не так. По мере
того, как человеческое существо продвигается по жизни, роман, который
восхищал его в юности, легендарное сказание, обольщавшее его в детстве,
бледнеют и меркнут сами собой. Но глубокие трагедии детства - минуты,
когда детские руки отторгались от шеи матери, детские уста, навсегда
лишенные поцелуев сестер - живы, вечно живы, скрытые под другими
сказаниями палимпсеста. Ни страсть, ни болезнь не обладают достаточно
едкими средствами, чтобы выжечь их бессмертные следы".Левана и наши матери печали
"Часто в Оксфорде я видел во сне Левану. Я знал ее по римским символам". Но что такое Левана? Это римская богиня, покровительствовавшая ребенку в первые часы его жизни и, так сказать, облачавшая его человеческим достоинством. "Тотчас после рождения, когда ребенок впервые вдыхал в себя нечистый воздух нашей планеты, его клали на землю. Но почти тотчас же, во избежание того, чтобы столь высокое создание осталось - долее одного мгновения - пресмыкающимся по земле, отец, как представитель богини Леваны, или какой-нибудь близкий родственник, или доверенный отца, поднимал его, приказывал ему смотреть вверх, как это подобает владыке мира, и поворачивал его лицом к звездам, как бы говоря в сердце своем: "Созерцайте того, кто выше вас!" Этот символический обряд выполнял назначение Леваны, И эта таинственная богиня, никогда не открывавшая своего лика (она открывала его только мне, в моих сновидениях) и всегда действовавшая через своих представителей, получила свое имя от латинского глагола levare - поднимать, держать в воздухе. Естественно, что некоторые видели в Леване как бы попечительную власть, наблюдавшую за воспитанием детей и направляющую их. Но не думайте, что речь идет здесь о той педагогике, которая связана только с азбукой и грамматикой; здесь имеется в виду сложная система центральных сил, скрытых в глубине человеческой жизни и неустанно работающих в детях, постепенно поучая их познавать страсть, борьбу, искушение, силу сопротивления". Левана облагораживает человеческое существо, которое она опекает, но прибегает для этого к самым жестоким средствам. Она строга и сурова, .эта благостная воспитательница, и из всех способов, особенно охотно применяемых ею для усовершенствования человеческого существа, наиболее излюбленным ею является страданье. Три богини подчинены ей, и через них-то приводит она в исполнение свои таинственные предначертания. Подобно тому, как существуют три Грации, три Парки, три Фурии, а в начале было и три Музы, существуют и три богини печали, Это и есть наши Матери Печали. Я часто видел их беседующими с Леваной, а иногда они даже говорили обо мне. Так, значит, они говорят? О, нет. Эти величавые видения пренебрегают нашим немощным языком. Правда, они могут произносить слова устами человека, обитая в человеческом сердце; но между собою они не пользуются речью, не издают ни звука; вечное молчание царит в их владениях... Старшая из трех сестер зовется Mater Lachrymarum - Матерь Слез. Это она бредит и стонет день и ночь, сокрушаясь об исчезнувших с лица земли. Это она пребывала в Риме в то время, как раздавались там плач и рыдания,вопль Рахили, плакавшей о детях своих и не желавшей утешиться. Это она была в Вифлееме в ту ночь, когда меч Ирода истребил всех младенцев в убежищах их... Взор ее то кроток, то пронзителен, то дико блуждает, то меркнет, как во сне; глаза ее часто устремлены к облакам, часто посылают проклятия Небу. На голове ее -диадема. И я знаю из детских воспоминаний, что она может нестись на вихрях, прислушиваясь к рыданию литаний или грому органа, или же созерцая нагромождение и распадение летних облаков. Эта старшая сестра носит у пояса своего ключи, отмыкающие то, что недоступно ключам самого папы, и проникает при помощи их во все хижины и во все дворцы. Это она, я знаю, сидела все прошлое лето у изголовья слепого нищего,-того, с которым я так любил беседовать, кроткая восьмилетняя дочь которого восхищенно глядела на карусели, но подавляла искушение и уходила, чтобы целыми днями бродить по пыльным дорогам со своим несчастным отцом. За это Бог ниспослал ей великую награду. Весною того года, как раз в то время, когда сама она начинала расцветать, он призвал ее к Себе. Слепой отец не перестает плакать о ней, и по ночам ему снится, что он все еще держит в руке ее ручку, водившую его, и он просыпается во тьме, которая стала для него еще более страшной и глубокой тьмою... При помощи этих ключей проникает Матерь Слез сумрачным призраком в жилище мужчин, которые не спят, женщин, которые не спят, детей, которые не спят - от Ганга и до Нила, от Нила до Миссисипи, И так как она родилась первою, и царство ее самое обширное из трех - мы увенчаем ее именем Мадонны. Вторая сестра называется Mater Suspiriorum - Матерь Вздохов. Она никогда не возносится на облака и не летает на крыльях ветра. Чело ее не увенчано диадемой. Глаза ее, если бы мы могли заглянуть в них, не показались бы нам ни кроткими, ни острыми, ничего нельзя было бы прочесть в них, ничего узреть в них, кроме смутного хаоса полумертвых снов и обрывков позабытого бреда. Она никогда не поднимает глаз, и голова ее, обернутая лохмотьями тюрбана, всегда клонится долу и глядит в землю. Она не плачет, не стонет. По временам только она неслышно вздыхает. Сестра ее, Мадонна, бывает иногда бурной и судорожно гневной, проклиная Небо и требуя возвращения любимых ею. Но Мать Вздохов никогда не кричит, не клянет, никогда не помышляет о возмущении. Она покорна до самоотрицания. Это покорность существ, не имеющих надежды. Если она порой и ропщет тихонько, то лишь в уединенных местах, столь же печальных, как она сама, на развалинах городов, и когда солнце ушло на покой. Эта сестра посетительница парии*, еврея, раба, гребущего на галерах, женщины, сидящей в потемках, не знающей любви и не имеющей, куда преклонить голову, лишенной даже надежды, которая осветила бы ее одиночество; всякого узника, томящегося в своей келье; всех тех, кто обманут, и тех, кто унижен; тех, которые отвержены законом предрассудков и детей, несущих на себе тяжкое наследие отцов. Всех их сопровождает Матерь Вздохов. Она тоже носит при себе ключ, но он ей совсем не нужен. Потому что она владычествует, главным образом, посреди палаток племени Сима и посреди бездомных скитальцев всех стран земли. Порою, однако, она находит свои алтари и между сильными мира сего, и даже в славной Англии можно встретить людей, которые перед лицом света поднимают голову, как горделивый олень, но втайне уже отмечены ее печатью. Но третья сестра и самая младшая?.. Те! О ней можно говорить только вполголоса. Царство ее невелико; иначе ни одна живая тварь не могла бы существовать на земле: но зато здесь власть ее беспредельна. Несмотря на тройную креповую вуаль, которой она окутывает свою высоко запрокинутую голову, можно подсмотреть дикий блеск ее глаз, огонь отчаяния, пылающий в них утром и вечером, днем и ночью, в час прилива и в час отлива. Она не хочет и слышать о Боге. Она - мать безумия и советчица самоубийц... Мадонна ходит неровною поступью, скорой или медленной, но всегда исполненной трагической грации. Матерь Вздохов скользит робко и осторожно. Но младшая из сестер двигается так, что невозможно предвидеть ее движений; она крадется и прыгает, как тигр. У нее нет ключа, ибо, хотя она и редко посещает людей, но когда ей бывает дозволено приблизиться к какой-нибудь двери, она кидается и взламывает ее. Имя ее Mater Tenebrarum - Мать Тьмы. Таковы были Эвмениды или Милостивые Богини (как выражалась в древности лесть, внушенная страхом), преследовавшие меня в моих оксфордских снах, Мадонна делала таинственные знаки рукой. Она прикасалась к голове моей и подзывала пальцем Матерь Вздохов, и все эти знаки ее, непостижимые для человека иначе, как во сне, можно было истолковать так; "Смотри! Вот тот, кого я с детства обрекла моим алтарям. Я избрала его своим любимцем. Я совратила, я соблазнила его: с высоты небес я привлекла к себе его сердце. Я сделала его идолопоклонником, наполнила его желаниями и томлениями: он стал поклоняться земному праху и источенной червями гробнице. Священной для него была эта гробница, отрадным сумрак ее, святым - совершавшееся в ней тление. Для тебя приготовила я его, этого молодого идолопоклонника, милая, кроткая Сестра Вздохов! Возьми же его, заключи в сердце своем и приготовь для нашей страшной Сестры. А ты,-обратилась она к Матери Тьмы,- прими его от нее. Возложи на голову его свой тяжелый скипетр. Не допусти, чтобы нежная женщина сидела по ночам у его изголовья. Изгони из него даже проблески надежды, иссуши бальзамы любви, ожги его потоком слез; прокляни его, как ты одна умеешь проклинать, Тогда выйдет он совершенным из очистительного огня, и раскроются перед ним вещи невиданные, зрелища страшные и тайны невыразимые. Тогда сможет он прочесть истины древние печальные истины, великие, ужасные истины. Так воскреснет он прежде, чем умрет. И исполнится назначение наше, завещанное нам Богом,- терзать его сердце до тех пор, пока не раскроются возможности его духа".
продолжение