Что за погода! — Ветер, вьюга,
И кучера бранят друг друга
Иззябшим ртом.
Ах, этот час моя истома
Влечёт меня остаться дома
Перед огнём.
Я вижу, на углу камина,
Как вылепленная ундина
Меня зовёт.
Заботливым любовным взором
И шепчет с ласковым укором:
«Ведь дождь идёт!»
Колпак над лампою молочной
В бумаге розоватой — точно
Девичья грудь,
Окутанная кружевами;
И отсвет на оконной раме
Дрожит чуть-чуть.
Не слышно ничего в молчанье:
Лишь маятника бормотанье
Звучит всегда.
Да ветер, что блуждает, плача,
Как будто бы его задача
Войти сюда.
То вечер в английском посольстве;
Мой фрак, товарищ удовольствий,
Передо мной,
Жилет зевает, и рубашка
Уже висит на стуле тяжко,
Горда собой.
Ботинки — с узкими носками;
На лаке их зажжен огнями
Блестящий круг.
И рядом с галстухом перчатки,
Небрежно брошенные, гладки,
Как пара рук.
Пора идти! — Что за невзгода!
Равняться в очередь у входа
И по пятам
Следить ряды карет бегущих,
Гербы различные несущих,
И разных дам.
В дверях теряться и в колоннах,
Смотреть на толпы приглашённых
И замечать
То мушки, то седые баки,
Открытые корсажи, фраки,
Опять, опять.
И тюль, на облачко похожий,
Над красноватой, дряблой кожей
Прыщавых спин;
Высоких денди, дипломатов,
В морщинах лбов своих покатых
Таящих сплин.
И сквозь решётку вдов сидящих,
Глазами коршуна глядящих
Вокруг тебя,
Пройти я не сумею тайно,
Чтобы шепнуть как бы случайно:
«Я жду, любя».
Я не поеду! — но в концерте
В букете спрятанный конвертик
Лишь ей сверкнёт;
Фиалок пармских дуновенье
Убьёт дурное настроенье,
Она придёт.
А я найду, куда мне деться:
На полке Гейне «Интермеццо»[1],
Гонкуры[2], Тэн[3];
Промчится время незаметно,
И тихо сон меня приветный
Захватит в плен.